Аввакум Захов против 07 - Страница 10

— Станилов неожиданно уехал в Варну, — одним духом выпалил Атанасов и опять замолчал. Не хотел, видно, распространяться относительно сложившейся обстановки. Потом снова принялся, как вначале, молить нежно-трагическим голосом: — Приезжайте, дружище, ради бога, садитесь в машину и катите сюда! Тут вам все станет ясно… Только вы один в состоянии нам помочь! К тому же, как подсказывает моя жена, вечер просто изумительный. Вот и она тоже хочет с вами поговорить, минуточку!

Место напуганного и приунывшего ангорского кота тотчас же заняла ловкая, хищная пума. От возбуждения у нее подрагивали бока.

— Захов, почему вы медлите? Вас зовут на помощь, а вы раздумываете? Разве так можно?

Аввакум, казалось, даже ощущал на своем лице ее горячее дыхание. Это не бесплотная, нежная Айседора, порхающая среди созвездий, а грациозная хищница с бархатистой кожей и жадными золотистыми глазами. Пума держалась смело — за спиной ее темнели бескрайние сумрачные джунгли Амазонки. И она была их владычицей.

Какой вечер, какой вечер! И призыв о помощи. Разве он когда-либо отказал кому-нибудь в помощи? Аввакум просто не помнил такого случая. Напротив, с ним чаще бывало так, что, отправившись на свидание, в театр или, скажем, к знакомым на чашку чаю, он возвращался с полпути, потому что кому-то нужна была его помощь. Его звали, и он прерывал летний отпуск. Бывало, он даже вступал в поединок со смертью — да, и такое случалось, если это было необходимо, очень необходимо, чтобы другим жилось спокойно и весело. II сколько раз! А может, этот призыв о помощи — всего лишь невинная шутка, а «ужасная обстановка» — приманка, рассчитанная на то, чтобы поймать его на удочку? Тем лучше! Если это так, то забавная игра куда приятней тоскливого зала ожидания с пассажирами, дремлющими в ожидании поезда, который никак не приходит. Пускай Айседора отдохнет себе в гримерной среди всех этих блоков и роликов магнитофона, а он тем временем потанцует с хищной пумой, у которой бархатистая кожа и жадные золотистые глаза.

Но этот неожиданный звонок с виллы профессора Станнлова не был шуткой. Обстоятельства, которыми он был вызван, имели отношение, правда косвенное, и к огромной важности открытию Константина Трофимова, к к заговору НАТО, сети которого уже начал плести 07.

Дело обстояло так.

Профессор Станилов, директор Института электроники, отмечал день своего рождения — ему исполнилось сорок восемь лет. По этому случаю он решил пригласить к себе на загородную виллу кое-кого из своих ближайших сотрудников.

К двум часам дня все необходимые приготовления к приему гостей были закончены, и Методий Станилов — несколько усталый, но довольный собой, «пришпорил» свою «ситроен-акулу» и быстро помчался обратно в город. Не успев переступить порог кабинета, он узнал, что председатель Комитета по техническому прогрессу — Институт электроники был в ведении этого комитета — спрашивал его по телефону в связи с каким-то очень важным и неотложным делом. Ему сказали еще, что председатель распорядился немедленно разыскать его и сообщить, чтобы он тотчас же явился к нему в комитет.

Тяжелое мясистое лицо Станилова залилось краской до самой шеи, а серо-голубые глаза потемнели. Он, профессор Станилов, располагавший безотказно действующей электронной машиной ЭК-24 собственной конструкции, подобно тому, как колбасник располагает отменными окороками и ливерной колбасой собственного изготовления, возможно, считал, что именно поэтому мир должен относиться к нему сверхделикатно и предупредительно; что тот, кто добивается его услуг, не вправе, топнув ногой, потребовать его к себе, а должен прибегать к общепринятому «пожалуйста», «прошу». Возможно, поэтому Станилов вошел в кабинет председателя комитета мрачный, с насупленными бровями — в самом деле, он ведь не из тех, кого начальство может вызывать к себе немедленно, по звонку, словно какого-нибудь курьера! Он остановился у открытого окна, засунув руки в карманы и широко расставив ноги. Сохраняя сердитый вид, он предупреждающе откашлялся и продолжал стоять, переминаясь с ноги на ногу.

— Да, да! — глядя в его сторону, проговорил председатель, кивая головой и как бы отвечая на какой-то его точный и важный вопрос. — Профессор Константин Трофимов…

И тут произошло чудо — воинственного выражения у профессора Станилова как будто и не бывало. Оно исчезло мгновенно. Его насупленные брови расправились, как крылья птицы. Он зашарил по карманам, ища сигареты, и, обнаружив их наконец, закурил. Горящая спичка, такая крошечная в его массивных мясистых пальцах, заметно дрожала. Он уселся в кресло напротив председательского стола и жадно затянулся.

Все так же сосредоточенно-торжественный и улыбающийся председатель сказал, что Константин Трофимов может в любой момент вылететь из Москвы. Но когда именно он вылетит, не знает никто или почти никто. Точный день и час вылета известен, возможно, только двум или трем лицам в Советском Союзе. Да так оно и должно быть, и в этом нет ничего удивительного, ведь сейчас профессор Трофимов в мировом созвездии ядерных физиков — звезда первой величины. О таких людях, как он, когда они вылетают и когда прилетают, заранее не принято извещать. Важно, что он приедет, что он будет присутствовать на международном конгрессе физиков, специалистов по квантовой электронике, который состоится в Варне; это, конечно, событие. Он может приехать завтра или послезавтра, в любой из ближайших дней — до конгресса остается ровно одна неделя. И хозяева должны быть готовы, настолько готовы, чтобы можно было встретить его хоть сегодня, если он прилетит к концу дня.